Полковника Шебанова никто не любил
Полковника Шебанова никто не любил.
Его не любил командир дивизии. Слишком уж обстоятельным был начальник штаба. Пока комдив горячился и кричал, махая шашкой, полковник Шебанов спокойно рисовал значки на картах и неторопливо объяснял будущие действия частей дивизии подчиненным.
Его не любил ординарец. Ровно в шесть утра сапоги должны быть начищены, сделан чай и сварено яйцо вкрутую. Яйца вкрутую полезны, считал полковник, и никто его не мог переубедить. И стоило запоздать на минутку, как Шебанов смотрел совиным взглядом через очки и молчал. Вот, хуже всего, когда так молчат, нет бы обматерил.
Его не любила жена. "Не человек, а счеты ходячие," - жаловалась она подругам. Там, в мирное время, он каждый вечер садился за стол и, низко наклоня голову, почти водя носом по бумаге, сводил семейный бюджет. После чего ровным голосом выговаривал жене за лишние траты. Перед сном ровно двадцать минут проводил в уборной, после чего тихо засыпал на своей половине кровати. Руки складывал поперек своей, не жениной, груди и сопел в потолок. Он даже храпел негромко.
Его не любил сын. Когда у всех отцы были летчиками или инженерами, будущий полковник Шебанов был лишь бухгалтером в какой-то "Заготконторе номер шесть". Одно это - "номер шесть" - уже раздражало. Отец никогда не помогал сыну словом или делом, разумно считая, что мужчина должен принимать решения самостоятельно. Все разговоры сводились только к этому: "Как дела в школе?" После он проверял дневник, кивал или качал головой, потом удалялся в уборную.
Он никогда не повышал голос, не болел за футбольную сборную города, не ревновал жену. Он даже водку пил маленькими глотками и недоумевая: зачем?
Наверное, он и сам никого не любил.
И война не изменила его. Она только подтвердила то, что он всегда подозревал: движения масс объясняются математическими законами. А страх - лишь иррациональная реакция на необъяснимое.
Два месяца назад, в декабре сорок третьего, через село, где остановился на ночь штаб дивизии, ночью пытались прорваться из окружения немцы. Полковник спокойно встал с кровати, заправил ее, неторопливо завернул портянки и надел сапоги. Пулеметная очередь прошлась по стене и обсыпала спину штукатуркой. Он долго отряхивался, только после этого изволил одеваться. В этот момент - если можно назвать эти десять минут моментом - ординарец лупил из ППС куда-то в темноту разбитого окна. В комнату влетела немецкая граната. Полковник Шебанов брезгливо посмотрел на нее, взял двумя пальцами за ручку и выкинул в окно. А потом внезапно все кончилось, и он так же неторопливо лег спать, обязательно раздевшись. Утром же потратил целых пять минут на выговор охране штаба: сухим, скрипучим и равнодушным голосом...
- Товарищ полковник! Добровольцы прибыли!
Шебанов стоял, нагнувшись над столом. На столе лежала карта. На карте стоял стакан с чаем и блюдечко с нарезанным лимоном.
- Командира позовите, - голос был ровен, как гул немецкого "Хейнкеля".
- Есть!
Через минуту в комнате появился лейтенант:
- Товарищ полковник! Лейтенант...
- Присаживайтесь, лейтенант, - перебил его Шебанов. - Нет времени.
Полковник отхлебнул чая. Лейтенант присел на краешек стула.
- Боевая задача. Рывком прорваться к мосту через...
- Нам уже объяснили, товарищ полковник!
Шебанов немигающе посмотрел на лейтенанта. Тот покраснел и замолчал. Начальник штаба продолжил:
- Дивизия не успевает выдвинуться к мосту. Танки соседей тоже. Служба горючего застряла в тылу, после дождей. Немцы спешат протянуть через этот мост свою технику. Его надо взять и удерживать в течение суток, может быть, двух суток. Ваша задача - рывком прорваться к мосту и держаться до подхода наших войск. Не дать уничтожить мост, - слово "мост" он специально повторил несколько раз.
- А...
- Авиация будет, - предупредил вопрос Шебанов. - Задача ясна?
- Так точно! Разрешите идти?
- Не разрешаю, - неожиданно ответил полковник. Лейтенант привстал и тут же сел. - Вот вам бумага, вот ручка. Напишите письмо.
- Кому? - не понял лейтенант.
- Матери. Давно ей писали?
- Месяц назад, - покраснел лейтенант. Так краснеют белокожие альбиносы.
- Стыдно. Пишите.
И отошел к окну, держа в руке теплый стакан с чаем.
А там, за окном, развалились на траве добровольцы, которые через несколько минут отправятся в марш-бросок на этот чертов мост, который нельзя ни уничтожить, ни спасти, не положив на этом мосту полсотни вот этих пацанов. Но если не эти, тогда другие. И тех, других, станет еще больше, если мост не будет взят, и немцы успеют закрепиться на западном берегу. Стакан в руке вдруг задрожал, звякнула ложка.
Шебанов в сорок втором тоже был лейтенантом, шагнувшим в командиры прямо из рядовых. Там, на Дону, его и контузило, когда его сводно-сбродный отряд пытался держать гранатами и бутылками рвущиеся к Сталинграду танки. Ободранный, весь в крови, вместо штанов какие-то лохмотья, он очнулся ночью, возле все еще дымящегося немецкого танка. Потом шел, хромая, на восток, через ковыль и полынь. Чтобы не падать в обморок от дикой головной боли, читал вслух выученную еще в детстве "Илиаду" Гомера. Затем было многое, но самое страшное осталось в той августовской ночи, когда он лежал в камышах, впившись зубами в дрожащую руку, а над ним стоял, мочась, немец...
- Написал, товарищ полковник!
- Хорошо, - ровно ответил начальник штаба. - Теперь пусть твои бойцы напишут по паре строчек родным и отправляйтесь.
- Разрешите идти?
- Разрешаю.
Через несколько секунд лейтенант выскочил на улицу, крикнул что-то, а его солдаты даже не двинулись, чтобы встать. Зашевелились, начали смеяться, достали из карманов и вещмешков листы бумаги и карандаши, начали писать...
В комнату вошел ординарец. Шебанов поставил на подоконник остывший чай.
- Чайник вскипяти.
- Так точно, товарищ полковник!
- Стой!
- Да?
- Зайди к писарям, пусть подготовят наградные и похоронки.
Ординарец молча кивнул и ушел. Шебанов снова сел за стол и начал рассматривать карту.
Минут через пятнадцать ординарец вернулся.
- Ушли?
- Так точно, товарищ полковник.
- Это хорошо, это хорошо, - пробормотал начальник штаба, вертя карандаш. - Чайник где?
- Да вот, принес уже... Извините, товарищ полковник, а этот лейтенант ваш однофамилец, что ли?
- Что? Кто? - не понял полковник.
- Не, ну он лейтенант Шебанов же. Вот я и подумал...
- Нет, сын, - рассеяно ответил полковник Шебанов и пролил задрожавшей рукой чай на карту. - С летунами связь давай, что ли...
Сын... Ну что, сын? Ну, сын...
Кот Карлсон
Кота звали Карлсон. Когда-то звали. Это был чёрный злой кот, живущий в подвале новостройки на окраине. После смерти хозяйки, бабушки - божьего одувана, он не стал ждать, пока жадные до квартиры многочисленные родственники, начавшие свариться уже на поминках, выпихнут его под зад или отвезут на усыпление. Он выскользнул в открытую дверь, спустился по лестнице, вышел из подъезда и больше никогда туда не возвращался.
Уличная жизнь была ему не в новинку: до того, как бабуля-одуван забрала его к себе, кот жил на помойке за продуктовым магазином. Вспомнив навыки жизни на улице, он прошел немало дорог и стычек с собаками, кошками, людьми, пока не дошел до окраины города. Там он облюбовал подвал в тихом дворике, практически не имевшем своей живности. Кот не знал о существовании календаря и не мог сказать, сколько прошло с тех пор - год, два, три или более. Но времени, действительно, прошло немало. Новостройка заселялась людьми, а вместе с ними собаками и кошками.
Кот не обращал внимания на ухоженных домашних любимцев. Гордо игнорировал до тех пор, пока они сами не пытались нарваться на драку. И тогда кот пускал в ход когти, зубы и уже немалые навыки ведения боёв. Та же участь постигала бродячих животных, пытавшихся проникнуть во двор. Кот покрылся шрамами и рубцами, но вместе с тем приобрел авторитет у жителей дома и их животных. Некоторые, особо сердобольные жильцы выносили еду к окошку подвала.
Так он и жил, размеренно и скучно. И даже разборки с бродячими собаками уже не приносили ни адреналина в кровь, ни новизны в жизнь. Возможно, так бы и продолжалось до самой смерти, но в одно прекрасное зимнее утро жизнь кота сделала крутой поворот.
В дом въезжали новые жильцы. Грузчики, матерясь, выгружали мебель и многочисленные сумки из "Газели". Хозяин вещей, молодой мужчина, руководил процессом. Его жена сидела в иномарке, припаркованной неподалеку. Кот сидел на лавочке у подъезда и без интереса наблюдал за ними всеми.
Через пару часов всё закончилось. Грузчики уехали. Мужчина пошел к своей машине:
- Закончили, слава богу!
Его жена опустила стекло:
- Наконец-то! Аэлита уже вся извелась.
Женщина вылезла из машины и вытащила кошачью переноску. "Мяу!" - Внутри кто-то возмущался.
Что-то случилось. По-прежнему светило солнце. По-прежнему падали редкие снежинки. Но внутри у кота что-то перевернулось. Это "мяу", сказанное возмущенно-требовательным тоном, заставило его сердце затрепетать.
- Вынь Альку и возьми на руки. Сейчас в квартиру её запускать будем впереди себя, примета такая.
- Точно, я и забыла про эту примету. Хорошо, напомнил. - Женщина улыбнулась мужу и начала извлекать кошку. Пред взором кота предстала сиамка с голубыми глазами, изящным телом и длинным хвостом. Ещё раз возмущенно мяукнула и успокоилась. Проплывая на руках хозяйки мимо кота, она даже не удостоила его взглядом.
Мужчина и женщина с кошкой на руках уже давно скрылись в подъезде, а кот всё сидел и зачарованно смотрел на дом, силясь угадать, в какой квартире теперь будет жить кошка по имени Аэлита.
Начало темнеть, подул ветер. Горсть снежинок прилетела прямо коту в морду. Он сжался и совсем уже собрался уходить в свой подвал, как вдруг в окнах на первом этаже загорелся свет. Вскоре в окне появилась и та самая женщина, хозяйка Аэлиты. Она начала вешать шторы. В какой-то момент на подоконник запрыгнула кошка. Она!
Кот до глубокой ночи просидел на лавочке. Его шерсть и усы покрылись налипшим снегом, но в этот вечер сей досадный факт волновал кота меньше всего.
Даже жители дома заметили изменения в поведении кота. Уже на протяжении долгого времени он целыми днями сидел на лавочке у подъезда и смотрел, смотрел в окна квартиры на первом этаже. Впрочем, его просиживания не были такими уж безуспешными. Каждый день он наблюдал кошку Аэлиту. Гордая и невозмутимая, лежа на подоконнике, она часами смотрела философским взглядом куда-то вдаль, абсолютно не желая взглянуть на кота. Но кот знал, чувствовал своим кошачьим чувством, что она его замечает и, более того, благосклонно принимает его внимание, позволяя часами любоваться собой.
- Лиза, посмотрите, как наш кот из подвала на вашу кошечку смотрит! - Дворничиха облокотилась на лопату и широко заулыбалась.
- Пусть смотрит, она у нас красавица. Только ничего ему не обломится. Аэлита у нас девочка породистая, с медалями и документами, мы ей и жениха такого же подобрали. Повяжем вот скоро, классные котята будут. - Слова хозяйки Аэлиты коту как по сердцу ножом прошлись.
В тот день он долго шарахался по двору, оставив свой обычный пост на лавочке. А когда пришел туда, Аэлиты на окне не было. От безысходности он сел под её окно и завопил. Тут же за стеклом появилась её морда. В этот момент кот смог бы поклясться, что в глазах Аэлиты на какую-то долю секунды вспыхнули искорки радости.
А тем временем пришел март, теплый и солнечный. В одну из суббот хозяйка Аэлиты решила помыть окна. Видимо, перед встречей с хозяевами титулованного жениха своей кошки. В какой-то момент она ушла в ванную и где-то там задержалась, опрометчиво оставив окно открытым. Аэлита запрыгнула на подоконник, огляделась, увидела кота на привычном месте и спрыгнула на землю. Кот, так давно мечтающий вживую увидеть возлюбленную, не растерялся.
Хозяйка очнулась, когда кошачьи вопли раздавались уже долгое время. Заподозрив неладное, она выглянула в окно. Под окном, на размокшей грязной земле, предавались любовным утехам кошки. И не какие-то там просто кошки, а её породистая, взявшая на выставках кучу наград, Аэлита и страшный дворовый кот с подранным ухом и весь в проплешинах от шрамов.
Издав вопль погромче кошачьего, хозяйка босиком полетела во двор:
- Я убью его! Убью! Сама лично своими руками придушу!
- Лиза, успокойся! Успокойся, родная! Это всего лишь кошки. Что такого стряслось, что ты так рыдаешь?!
- Ты не понимаешь! Я с детства её раннего с ней возилась, с выставок не вылазила! Я так хотела, чтоб у меня была титулованная кошка, за котятами от которой будет стоять очередь! Я ей жениха выбрала из кучи претендентов! Знаешь, какой там кот! Что я теперь скажу его хозяевам?! Теперь никто никогда не купит котят от кошки, которая повязалась с непородистым котом!
- Повяжем на следующий год, Лизонька, не делай из этого трагедию.
- Ты что, не понимаешь?! Это всё, конец, одна вязка и кошка - некондиция! Пусть у нее будет хоть десять вязок с породистыми котами, все равно котята от нее будут стоить не дороже, чем на рынке! Что уставилась? Слушаешь? Кыш отсюда, проститутка!
Аэлита сделала невинную морду и скрылась под хозяйскую кровать, предоставив хозяину право самому успокаивать взбешенную жену.
Кот на пару месяцев ушел в подполье в буквальном смысле слова. Теперь он постоянно отсиживался в подвале, опасаясь смерти от рук разозленной Лизы или службы по отлову бродячих кошек, которой она ему угрожала, крича на весь двор, когда он срочно уматывал с места преступления. Он выходил на лавочку по ночам, смотрел в окна, но Аэлиты там больше не было. Его переполнял страх, что свои угрозы хозяйка исполнила, только под раздачу попал не он, а кошка. Кот решил всё выяснить и, поймав момент, когда Лиза с мужем куда-то отъехали, решил позвать любимую. Орал до хрипоты, но подоконник так и остался пустым. Она не появилась.
Опустошенный, он шел по двору, не обращая внимания на происходящее вокруг. Велосипедист настиг его посреди дороги. Он кричал коту, думая, что тот убежит, но этого не случилось. Удар был неслабый. Кот отлетел метра на два. Подскочил и, взвыв от боли, понесся в свой подвал.
Он и сам не понимал, как ему хватило сил пробежать эти несколько метров. Ещё много, очень много дней он мог только ползать. Коту повезло, что кто-то из жильцов, подкармливающих его, догадался сбрасывать еду прямо в подвал.
Не зря говорят, что у кошек девять жизней. Кот выжил. И однажды смог выбраться на улицу.
Лето вступало в свои права. Кот совершенно не представлял, что ему делать. Уже по привычке потащился, хромая, к знакомому подъезду. Возможно, подсознательно он хотел, чтобы Лиза увидела его и добила. А, возможно, верил в чудо и надеялся снова увидеть свою Аэлиту.
- Вот он! Идет! Никак алименты принес? Сергей, иди, посмотри на зятя. - Лиза стоит у открытого окна. Через секунду к ней присоединяется муж.
- Ого! Нашлась пропажа. Где ж ты был? Аэлита, кис-кис, иди сюда, герой-любовник пришел.
На окно запрыгивает кошка. Его кошка. Она видит кота и коротко мяукает, приветствуя. Из квартиры слышится писк. Сергей нагибается и тут же выпрямляется, держа в руках что-то пушистое. Начинает выкладывать на подоконник. Три комочка. Черные котята с голубыми глазами. Ползут. Аэлита начинает их вылизывать. Хозяева придерживают, чтобы не упали, и смеются.
Кот ложится на клумбу, подставляя бока солнышку. Лето, тепло, и так хочется жить. Говорят, что у кошек девять жизней. Сколько у него их осталось после стычек с собаками, кошками и велосипедами? Он точно не знает. Но отчетливо понимает, что ещё поживет.
Новогодняя история
Удивительно какая-то тихая смена перед праздником получилась. То есть, конечно, днем суетились все, но дежурка была как под колпаком спокойствия. Обходили ее кругом события. И только совсем вечером ППСники привезли трех ряженых, которые не поделили территорию.
Капитан Виталий Сёмушкин задумчиво рассматривал трех Дедов Морозов и думал, что это ну прям чистый триколор: один в синей шубе и шапке, другой в белом, а третий, тот, которого отпинали первые двое, в красном. И шуба, и шапка, и морда, и борода. Ну, то есть, шуба и шапка изначально красными были, а вот морду и бороду ему конкуренты уже подкрасили кровью из носа. Да и бланш под правым глазом знатный наливался. "Левша бил," - автоматически отметил про себя Сёмушкин.
Что ж мне с ними делать? Закрыть? Праздник ведь. Не оформлять и отпустить? А они опять чего-нибудь начудят, бизнесмены тюзовские. А ведь их там ребятишки ждут, поди. Те, немногие, которые еще верят в Дедов Морозов.
Сам Сёмушкин перестал верить в девяносто втором. Маму тогда осенью сократили из Министерства Связи. Она повозмущалась, поплакала, да и подалась в большой бизнес. Торговать чем-то на рынке. Папкиной зарплаты инженера уже стало совсем не хватать.
И, видно, продуло ее там. Осень была паскудная, зябкая и ветренная. И схватила Виталькина мамка воспаление легких и слегла в больницу. Лекарств нету, ухода нету. Еще ведь и взяли не сразу. Все уговаривали, что у нее бронхит простой. Папку не пустили в инфекционное сиделкой. Как уж они ее там лечили, только их совесть знает.
А аккурат под Новый Год - кризис. Виталька ведь сперва конструктор хотел очень. Прям мечтал с лета, когда увидел такой у соседского мальчишки. А папка сказал, что на Новый Год, если попросить, Дед Мороз обязательно такой подарит... Черт его знает, может, из-за этого конструктора в том числе мамка на рынок и подалась?
Потом, в конце декабря уже, не зная, как ей помочь по-другому, Виталька написал Деду Морозу письмо: "Дорогой Дедушка Мороз! Мне не надо никакого конструктора. Мне не нужно совсем никаких подарков. И в другие разы не надо. Я ничего ничего не попрошу никогда! Я буду учиться лучше всех в классе. Я буду всегда мыть посуду. И делать домашку каждый день. Ты только вылечи маму! Пожалуйста!" И положил письмо под чахлую елочку, которую они с папой, не зная чем себя занять, нарядили еще двадцать пятого.
Мама умерла аккурат на праздник. Позвонили вечером, вот как сейчас примерно, в десять с копейками, и спокойно сказали, что умерла. Всё, мол, готовьтесь к похоронам. Забрать можно тогда-то и там-то.
И Виталька больше в Деда Мороза не верил. Со дня похорон, когда он увидел мертвую маму и понял, что это тело в обитом красной простыней грубом ящике точно не его мама, а просто какая-то совсем чужая восковая кукла. А мама куда-то уехала и больше не приедет никогда. Приехать можно только к ней...
- Ну, что, лишенцы? - капитан многозначительно пошуршал бланком протокола. - Оформляться будем? Сейчас вам вкатят на радостях 15 суток, и будете снег убирать до середины января.
- Весь? - попытался пошутить белый Дед Мороз.
- Весь, дружок. Весь...
Сёмушкин повернулся к красному деду:
- Будете на них заявление писать?
- Окстись, милай... Повздорили мы, с кем не быват. Ужо пройдет всё скоро. Чего ж людёв-то в околотке держать? Их вон жеж еще мальцы ждуть. - Кивнув на еще не пустые мешки с подарками своих оппонентов, как-то странно, то ли по-старорусски, то ли по-деревенски как-то, ответил красный Дед Мороз.
Капитан с удивлением заметил, что только недавно наливавшийся сизым бланш под глазом почему-то стал едва заметен. Да и кровь на бороде... Как обесцветилась, что ли... Сёмушкин повнимательней присмотрелся.
Хиросимский КЗОТ! Так у него ж не приклеенная борода-то! Своя такая! Вот те раз. Вот те два. Вот те Дед Мороз. Видать, профи совсем. Это сколько ж такую отпускать нужно?
Борода и правда была знатная. Кипенно-белая, окладистая, спадающая волнами на изрядное брюшко. Да и лицо у деда свое такое, натуральное. Не грим это. Действительно, пожилой человек. Морщины от уголков глаз к вискам хитрыми лучиками разбегаются.
"Отпущу я их, - окончательно сформулировал для себя сидевшую в подсознании мысль Сёмушкин. - Как есть отпущу. На хрен они мне тут бухтеть до утра будут? Да и праздник все ж таки. И заказы не разнесли детям."
- В общем так, рэмбы театральные. Данные ваши есть. Узнаю, что опять территорию тут у меня делите, я вашу ОПГ сине-белую так закатаю на кичу, пять лет дети без подарков плакать будут!
- Да мы чё, начальник? То есть, товарищ капитан... То есть, господин полицейский... Мы ж осознали! Мы вот ему поможем...
- Я вам помогу, херсонский ТЮЗ! Помощники папы Карло. Чтоб на сто метров к нему не подходили! Ясно?
- Ясно, да... Мы ж чего, мы ничего, - забормотали, радостно кивая, верхние части триколора.
"Придержу их минут на двадцать. Пусть дед подальше уйдет," - прикинул Сёмушкин.
- А вы, дедушка, ступайте. - Другим тоном обратился капитан к красному. - Вон у вас и мешок еще полный...
- Дык, он всегда полный, как же без этого? - непонятно перебил дед.
- Вот и хорошо, - решив не вдаваться в подробности, кивнул Сёмушкин. - Вот и идите к детишкам. Праздник все-таки.
Дед, покряхтывая, поднялся с лавки, легко, как-то привычно закинул мешок за спину и подался на выход. Уже в дверях обернулся и окликнул:
- Виталька?
Капитан удивленно обернулся.
- Так-то, благодарствую. Но это... - дед задумался, отвел взгляд куда-то в пустоту. - Понимаешь, какая штука, Виталь? Не умеет Дед Мороз мертвых воскрешать - не дано ему. Ты уж прости, ладно? Не наша это епархия. Не наша...
И ушел, тихо затворив за собой дверь.
Свежие комментарии